Похищение - Страница 83

— Эрик знает, как мне тяжело. Я как будто складывала пазл и сходила с ума, потому что не могла найти последнюю деталь, а тут выясняется, что Эрик нарочно ее от меня прятал.

— Может, у него есть причины не хотеть, чтобы ты таки собрала этот пазл, — говорит Рутэнн. — Я не оправдываю Эрика. Я просто не хочу высыпать на него все шишки.

Мы молча доезжаем до Флэгстаффа и сворачиваем направо, на новую дорогу. Повинуясь указаниям Рутэнн, я останавливаюсь у поворота к Ореховому Каньону. Мы паркуемся возле грузовика, но ворота еще закрыты.

— Идем, — говорит Рутэнн. — Я хочу тебе кое-что показать.

— Но надо подождать…

Однако Рутэнн меня не слушает. Она выходит из машины и будит Софи на заднем сиденье.

— Не надо ничего ждать. Это моя родина.

Мы перемахиваем через ограждение и по узкой тропке выходим к каньону, что открывается перед нами, как рубец между ломтями алой каменной плоти. Тропа, утыканная кактусами, как шоссе — дорожными знаками, скоро стягивается в петлю: с одной стороны — обрыв в четыреста футов, с другой — бесконечный утес. Рутэнн двигается быстро, пушинкой перелетая через ложбины и змеей заползая под шпили. Чем дальше мы пробираемся, тем более дикой и необжитой кажется местность.

— Ты точно не сбилась с пути? — спрашиваю я.

— Конечно. Мне раньше снился кошмар, что я заблудилась тут с компанией pahanas. — Она с улыбкой оборачивается. — Сама знаешь, сначала Доннеры съели индейцев.

Мы спускаемся в каньон. Зазор между тропинкой и каменной громадой становится все уже, пока мы каким-то волшебным образом не оказываемся на другой стороне. Первой это замечает Софи.

— Рутэнн, — говорит она, — в этой горе пещера!

— Это не пещера, Сива. Это дом.

Стоит приблизиться, и я понимаю, что она права: в известняке вырезаны сотни маленьких комнаток, одна над другой — как в жилом комплексе самой матери природы. По извивающейся дорожке мы поднимаемся к одной из этих горных «квартир».

Софи и Грета, охваченные восторгом, бегут от кедра, криво выросшего в «дверях», в конец пещеры. Задняя стена обуглена, пахнет там ломким солнцем и неистовым ветром.

— Кто здесь жил? — спрашиваю я.

— Мои предки… hisatsinom. Они пришли сюда после извержения вулкана в тысяча шестьдесят пятом году, когда их землянки и фермы на полянах засыпало пеплом.

Софи гоняется за Гретой вокруг груды камней — здесь когда-то, видимо, разводили огонь. Очень легко представить людей, сидящих вокруг этого костра: они рассказывают друг другу сказки на ночь в абсолютной уверенности, что по соседству десятки других семей заняты тем же. Глагол «принадлежать» не зря созвучен слову «надо»: принадлежать — это человеческая необходимость.

— Почему они отсюда ушли?

— Нельзя всю жизнь сидеть на одном месте. Даже если не шевелишься, мир вокруг тебя претерпевает изменения. Кое-кто считает, что здесь началась засуха, но хопи говорят, что hisatsinom исполняли предсказание, согласно которому они должны скитаться сотни лет, прежде чем смогут вернуться в мир духов.

На тропу, по которой мы пришли сюда, уже выползают первые туристы-муравьи.

— А тебе никогда не казалось, что ты смотришь на все вверх тормашками? — спрашивает Рутэнн.

— В смысле?

— Что, если похищение — это еще не вся история Делии? Что, если исчезновение было не самым важным событием в твоей жизни?

— Что же может быть важнее?

Рутэнн поднимает лицо к солнцу.

— Возвращение, — говорит она.

Резервация хопи — это крохотный пузырек внутри гигантской резервации навахо, раскинувшейся тремя длиннопалыми плоскогорьями в шести с половиной тысячах футов над уровнем моря. Издалека они похожи на оскал великана, вблизи — на жидкое тесто, льющееся из невидимого кувшина.

Почти двенадцать тысяч хопи живет в мелких деревушках, одна из которых, Сиполови, расположена во Второй Месе. Оставив машину, мы взбираемся на холм, усеянный глиняными черепками и костями. Рутэнн объясняет, что это давняя традиция — закапывать еду в золу у основания дома, чтобы не голодать в тяжелое время. На гребне холма расположена пыльная квадратная площадка, по периметру облепленная одноэтажными домишками. Взрослых нигде не видно, только трое ребятишек чуть старше Софи время от времени выскакивают из тени между жилищами, чтобы снова скрыться там подобно призракам. Двое псов тщетно пытаются догнать свои хвосты. На крыше одного дома сидит орел, у лап его покоятся чаши и ярко разрисованные деревянные игрушки.

Из окон доносится музыка: записи народных песен, мультфильмы, реклама. В Сиполови, в отличие от многих других деревень, проведено электричество. Рутэнн рассказывает, что в Олд Орайби, например, старейшины отказались принимать дары от pahanas, поскольку боялись, что те потребуют что-то взамен. Водопровод здесь появился только в восьмидесятых годах, а до того воду носили ведрами из источника на вершине плоскогорья. Иногда во время дождя в здешних лужах еще можно увидеть рыбу.

Рутэнн берет меня под руку.

— Идем, — торопит она. — Вильма уже заждалась.

Вильма — это мать Дерека, который танцевал с обручами пару недель назад. Не смея ослушаться, я направляюсь вслед за Рутэнн в небольшой, на одно окно, каменный домик на краю площадки. Она без стука открывает дверь, выпуская наружу густой запах рагу и кукурузы.

— Вильма, — говорит она, — у тебя что, noqkwivi пригорело?

Вильма оказывается моложе, чем я ожидала, — ей всего лет на пять-шесть больше, чем мне. Когда мы входим, она как раз пытается причесать маленькую девочку, которая напрочь отказывается сидеть спокойно. Заметив Рутэнн, Вильма расплывается в улыбке.