Эндрю, напрягшись, шепчет:
— Ты же говорил…
Я шепотом же его осекаю:
— Потом!
Судья листает материалы в своей папке.
— Вижу, вам установили залог — миллион долларов наличными. Вы, мисс Вассерштайн, должно быть, хотите, чтобы сумма осталась неизменной?
Он смотрит на прокурора, о котором я до этого момента и не вспомнил. Ее каштановые кудри собраны в тугой узел, а губы, похоже, не знают улыбки.
— Да, Ваша честь, — отвечает она, вставая.
И только тогда я понимаю, что она беременна. Не просто, заметьте, беременна, а уже на той стадии, когда ребенок готов выпрыгнуть наружу со дня на день. Превосходно! Значит, мое новое проклятие — это прокурорша на сносях, чья симпатия естественным образом будет на стороне потерявшей ребенка женщины.
— Это дело о похищении имеет чрезвычайную важность для штата Аризона, — говорит она. — И, учитывая, что подсудимый уже проявил свою неблагонадежность и может проявить ее вновь, мы считаем, что о снятии залога не может быть и речи.
Я, прокашлявшись, встаю.
— Ваша честь, мы настоятельно просим вас обдумать вопрос залога. Мой клиент ни разу не привлекался…
— Позвольте возразить, Ваша честь.
Прокурор поднимает сложенную гармошкой распечатку, и та расправляется до самого пола. С документом такой длины Эндрю Хопкинс может показаться преступником века.
— Вы могли бы и упомянуть об этом, — сквозь зубы цежу я в сторону Эндрю.
Нет ничего хуже для адвоката, чем когда прокурор выставляет его дураком. Подзащитный тогда автоматически превращается в обманщика, а ты сам — в человека, не справившегося со своими обязанностями.
— В декабре тысяча девятьсот семьдесят шестого года подсудимому выдвинули обвинение в нападении… тогда еще под именем Чарлз Эдвард Мэтьюс.
Судья ударяет молоточком о трибуну.
— Слушать больше не желаю! Если миллиона хватило, чтобы удержать подсудимого в Нью-Гэмпшире, двух должно хватить, чтобы он не сбежал из Аризоны. Наличными.
Приставы тащат Эндрю прочь, цепи его кандалов звенят.
— К чему вы ведете? — спрашиваю я.
Судья поджимает губы.
— В мои обязанности не входит объяснять вам, в чем заключаются ваши обязанности, мистер Тэлкотт. Кто вообще учит студентов-юристов в Нью-Гэмпшире?
— Я учился на юридическом в Вермонте, — поправляю его я.
Судья лишь презрительно фыркает.
— Вермонт — это тот же Нью-Гэмпшир. Следующее дело.
Я пытаюсь поймать взгляд Эндрю, но он не оборачивается. Крис хлопает меня по плечу, чтобы подбодрить, и я наконец вспоминаю о его существовании.
— Здесь всегда так, — с сочувствием говорит он.
Когда мы выходим, я замечаю прокурора, поглощенного беседой с пожилыми супругами.
— Ты хорошо знаешь окружного прокурора?
— Эмму Вассерштайн? Достаточно хорошо. Свое потомство она, скорее всего, сожрет. Крутая дамочка. Я давно с ней не сталкивался, но сомневаюсь, что беременность смягчила ее нрав.
Я вздыхаю.
— А я надеялся, что это какая-то гигантская опухоль.
Крис ухмыляется.
— Хуже, по крайней мере, уже не будет.
В этот момент Эмма Вассерштайн разворачивается и уводит пожилую пару из зала суда. Пара эта, очень хорошо одетая, явно нервничает. Я сразу распознаю в них смятение, которое обычно охватывает не знакомых с системой правосудия людей. Мужчине около пятидесяти пяти, он смугл, нерешителен. Он обнимает жену, которая, споткнувшись, налетает прямо на меня.
— Disculpeme, — говорит она.
Волосы цвета воронова крыла, веснушки, которые не скроешь под пудрой, черты ее лица… Я отступаю назад, пропуская женщину, которая одна в целом свете может быть матерью Делии.
Залы суда всегда полны звуков: скрип подошв, тихий шепот свидетелей, репетирующих речь, звон мелочи, клацанье рукоятей на торговых автоматах. А вот хлопают в ладоши здесь нечасто, хотя хороший суд — это всегда хорошее представление. Потому, услышав аплодисменты, я судорожно озираюсь в поисках источника непривычного звука.
— Не лучший твой выход, — говорит шагающий мне навстречу Фиц, — но я поставлю тебе восемь баллов из десяти, дам, так сказать, гандикап: ты же после перелета.
И я уже не могу сдержать улыбки.
— Господи, как я рад увидеть хоть одно доброжелательное лицо!
— Ничего удивительного — после такого-то сражения с Медеей! А где Делия?
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Она позвонила сказать, что Софи заболела, но я не смог с ней связаться.
— Значит, она даже не знает, что слушание уже состоялось?
— Еще десять минут назад даже я не знал об этом слушании.
— Она тебя прикончит.
Я согласно киваю. Из кармана Фица торчит блокнот. Я тут же выхватываю его и пробегаю глазами по заметкам. Фиц явился сюда не затем, чтобы оказать нам моральную поддержку. Он пишет об этом в свою газету.
— Может, и прикончит, но только после тебя, — сухо отмечаю я.
— Ну что же, — Фиц виновато наклоняет голову. — Будем соседями в аду.
Мы идем по коридору, и я понятия не имею, какова наша конечная цель. Не удивлюсь, если этот коридор выведет нас снова в тюрьму.
— Поезжай к ней, — советую я. — Мы живем в трейлере в Месе. Трейлер размером меньше, чем будка Греты.
— В любом случае там должно быть уютнее, чем в мотеле, на который раскошелилась моя газета. Мотель расположен в очень удобном месте — прямо возле аэропорта «Скай Харбор». Настолько близко, что каждый раз, когда там взлетает самолет, бачок сам сливает воду.
Я достаю из нагрудного кармана ручку и записываю у Фица на ладони по-прежнему чужой мне адрес.