— Бетани Мэтьюс не забеременела бы до свадьбы, — подхватывает Делия. — Бетани Мэтьюс не позволила бы своей дочери даже играть с незаконнорожденной девочкой.
— Бетани Мэтьюс до сих пор носит на голове бархатные повязки, — смеюсь я. — И бабушкины панталоны.
— И мяч Бетани Мэтьюс бросает, как девчонка.
— С Бетани Мэтьюс, — заключаю я, — очень скучно.
— Слава богу, я на нее абсолютно не похожа.
Делия смотрит на меня и улыбается.
Мы с Делией какое-то время встречались. Еще в средних классах, когда это ничего за собой не влекло — разве что обязанность проводить девочку до автобуса после уроков. Я предложил ей это потому, что все вокруг звали девчонок на свидания, а ни с кем, кроме Делии, я разговаривать не мог. Расстались же мы потому, что насколько круто было иметь «подружку» сегодня, настолько же не-круто это становилось завтра. Я сказал, что лучше бы нам проводить время с другими ребятами.
Я слишком поздно понял, что никогда прежде не видел Делию такой огорченной, — и неспроста: впервые в жизни кто-то из нас троих хотел ограничить совместное времяпрепровождение. Терзаясь укорами совести, я отыскал ее в спортзале. Я хотел сказать, что это была неправда, что слова, за которыми нет смысла, похожи на сдутые воздушные шарики и никуда не полетят, — но вместо этого тайком смотрел, как она танцует с Эриком. Он обнимал ее так легко и непринужденно, как я никогда бы не смог. Он касался ее настолько властно, будто части ее тела принадлежали ему, — и, возможно, за долгие годы они действительно перешли в его собственность.
На лице Эрика была написана моя собственная ошибка. Глаза у него горели до того ярко, а внимание было настолько поглощено Делией, что мне захотелось крикнуть «Пожар!» и проверить, среагирует ли он. Я видел, что он ощущает то же, что ощущал в ее присутствии я: словно в груди всходит солнце, словно нет больше мочи хранить эту тайну. Разница заключалась в том, как она смотрела на него. В отличие от нас, во время «свиданий» споривших, кто будет ведущим питчером в новом сезоне и сможет ли Спайдермен побороть Бэтмена в армрестлинге, эта пара сохраняла молчание. Делии нечего было сказать, когда она смотрела на Эрика. Он лишил ее слов, а мне никогда не удавалось этого достичь.
Когда мы уже подросли, я иной раз хотел признаться ей в своих чувствах. Я убедил себя, что даже если в результате придется потерять Эрика, Делия сможет компенсировать утрату. Но потом я вспоминал, как они с Эриком кружили посреди спортзала, цепляя подошвами серпантин, под слащавые баллады, и понимал: сколько бы лет ни прошло, Делия и Эрик все равно будут смотреть друг на друга так, словно весь мир, включая меня, исчез. Я мог потерять одного из них, но едва ли перенес бы утрату обоих.
Однажды я таки допустил промашку: я поцеловал ее, когда мы валяли дурака на берегу реки Коннектикут. Но я обратил поцелуй в шутку, как поступал всегда, когда близость между нами становилась неловкой. Если бы я сказал то, что хотел сказать, когда она плавала среди камышей, крепко держась за мои плечи и покачивая бутоном своих губ прямо у моего подбородка, она, возможно, утратила бы дар речи. Но вдруг не потому, что онемела от счастья, а потому, что не могла ответить мне тем же?
Когда любишь женщину, хочешь, чтобы у нее было все, чего она ни пожелает.
Делия же всегда хотела одного: чтобы Эрик был рядом.
Исправительное учреждение округа Грэфтон лежит у окончания десятой трассы, как сгорбившийся во сне медведь. У шеи этого медведя примостилось родственное здание суда. Когда мы паркуемся, я замечаю, что взгляд Делии прикован к колючей проволоке, тянущейся над забором.
Я выхожу из машины и открываю дверцу Делии. Она, ссутулившись, стремительно шагает к входу в приземистую пристройку, больше похожую на замок гоблина из сказки. Дежурный офицер отрывает глаза от журнала «Максим».
— Мы пришли на свидание к одному заключенному… — говорю я.
— Вы его адвокат?
— Нет, но…
— Тогда приходите во вторник вечером, в приемные часы. — Он снова опускает взгляд на журнальный разворот.
— Вы, наверное, не поняли…
— Ага, не понял. И никогда не понимаю! — рявкает офицер.
— Моего отца поместили сюда два дня назад…
— Вы не можете его увидеть — и точка. Должно пройти несколько недель, прежде чем ему разрешат принимать посетителей.
— Мой отец столько здесь не пробудет, — говорит Делия. — Его отошлют в Аризону.
Это наконец привлекает его внимание. В тюрьме округа не так много людей, ожидающих срочного перевода в другой штат.
— Хопкинс? — уточняет офицер. — Вы не смогли бы встретиться с ним, даже если бы я вам позволил. Сегодня утром он улетел в Феникс.
— Что? — Делия ошарашена. — Отца здесь нет? А его адвокат об этом знает?
Офицер оборачивается на звук хлопнувшей двери, за которым следует отборная брань.
— Теперь знает, — отвечает он.
Эрик замечает нас у КПП и недоверчиво хмурится.
— Что вы тут делаете?
— Почему ты не сказал, что папа уезжает сегодня?
— Потому что мне об этом не сообщили. — Эрик грозно косится на сопровождающего его надзирателя. — Очевидно, ни прокурор из Аризоны, ни окружная тюрьма Грэфтона не сочли нужным уведомить меня об экстрадиции моего клиента. — Он раздраженно роется в кошельке. — У тебя деньги есть? Я еду в аэропорт.
Я даю ему сорок долларов, Делия — еще полтинник.
— Ты хотя бы знаешь, куда идти по прилету?
— У меня будет семь часов в воздухе на то, чтобы сообразить. — Эрик небрежно чмокает Делию в лоб. — Слушай, я все улажу. А ты тем временем найди человека, который сможет приглядеть за домом, и купи себе и Софи билеты в Аризону. Возьми несколько моих костюмов и коробку с пометкой «Эндрю» у меня на столе в офисе. Я позвоню тебе на мобильный, как только что-то выясню.