— Так что, — пытаюсь я взбодрить его, — прикинешься О. Джеем Симпсоном?
Он оглядывается через плечо.
— Ага. Они у меня с рук кормятся.
— А надеть окровавленную перчатку на эту руку сможешь?
Компактный смеется. Прежде чем запустить на блок, нас снова раздевают и обыскивают. Улегшись на нижнюю койку, я прислушиваюсь к шорохам в коридоре: охранники выходят на осмотр. Ближе к вечеру привычный уровень шума значительно возрастает: в общей комнате заключенные кричат друг на друга и лупят картами о металлическую столешницу, телевизор блеет что-то невнятное, сливные бачки урчат, в душах журчит вода.
Компактный садится на табурет, зажав ладони между коленями.
— Адвокат говорит, мне светит лет десять, — говорит он. — Через десять лет моему мальчишке будет ровно столько же, сколько было мне, когда меня приняли в банду.
Мне нечего сказать. Мы оба знаем, что как бы ни пытались обогнать прошлое, оно всегда пересекает финишную прямую первым.
— Эй, старик, сделай одолжение — проверь эти хреновы кирпичи.
Я становлюсь на четвереньки и заползаю под нижнюю койку. Едкий запах мяты и пороха, просыпанного на цементный пол ощущается раньше, чем я вижу дыру в стене.
А затем следует выстрел.
Он громче, чем вы думаете. Он эхом отлетает от стен, и я глохну. Объятый ужасом, я выбираюсь из-под койки и едва успеваю поймать Компактного, рухнувшего с табурета. Глаза его закатываются; меня заливает его кровью.
— Кто это был?! — кричу я в моментально собравшуюся толпу. Я пытаюсь различить стрелка, но робы сливаются воедино.
Компактный давит на меня грудой веса и неописуемого отчаяния. «Что это такое: слева черное, справа белое, а всюду — красное?» — вспоминаю я шуточную загадку, однажды рассказанную Софи. Я не помню разгадку, но придумываю свою: «Негр, умирающий в тюрьме, и белый, наблюдающий за ним».
Я слышу потрескивание радио, по всей тюрьме звучат позывные. «Требуется подкрепление в блоке 32В. Ранен заключенный. Всем офицерам на уровнях два и три немедленно ответить блоку 32В. Дэвид, как понял?» — «Вас понял. 1017». — «Закрыть камеры в блоке В».
Со стальным скрежетом двери закрываются.
Меня оттаскивают от Компактного, спрашивают, не ранен ли я, смотрят на мою грудь, на плечи — на те места, которые залиты кровью Компактного. Руки мне заламывают за спину и застегивают в наручники, после чего ведут в призрачный город под названием «восточная общая комната».
В суматохе никому и в голову не пришло выключить телевизор. На рецепты Эмерила накладывается вопль «Наберите 911!». Грудной голос, говорящий «Надавите чуть сильнее», перемежается с шумом шагов парамедиков.
— Очень, очень, очень острое блюдо! — предупреждает Эмерил.
Компактного отвезут в больницу «Добрый самаритянин», это ближайший травмопункт.
— Эй! — кричу я, когда его проносят мимо на носилках. — Он будет жить?
— Он уже умер, — отвечают мне. — Будто сам не знаешь.
Подняв глаза, я вижу перед собой высокого, хорошо одетого чернокожего мужчину с пристегнутым к поясу значком следователя. Он рассматривает мою форму, заляпанную кровью Компактного, и я понимаю: как и все негры в тюрьме Мэдисон-Стрит, он считает меня убийцей.
Отдел по расследованию убийств находится на перекрестке Тридцать пятой улицы и Дуранго. Меня заставляют ждать, пока детективы не допросят всех, кто находился в тюрьме: от надзирателей и негров, видевших, как пару дней назад мы с Компактным подрались, до Фетча — белого мальчишки, смотревшего, как я выблевываю пулю.
Человек, который это сделал, понимал, что никто не поверит в тюремную дружбу между белым и черным. Человек, который это сделал, понимал, что черные свалят вину на меня, — в конце концов, все знают, что его убила моя пуля. И белые в кои-то веки согласятся с ними.
Человек, который это сделал, пытался покарать нас обоих.
Детектив Райделл подключил меня к хитроумной машине, анализирующей голос. Это что-то вроде полиграфа, только работает точнее: измеряет не физиологические реакции на стресс, а микроколебания в частоте голоса, не слышные уху. Колебания возникают только тогда, когда человек лжет. Во всяком случае так сказал детектив.
— Сегодня утром я принял душ, — говорю я. — Я же знал, что меня поведут в суд.
— В котором часу это было?
— Не знаю. Около восьми. — Я не рассказываю ему о Твитче, о полостном досмотре и о дырке в кирпиче, куда мы с Компактным спрятали пулю. — Потом читал, пока не пришло время уходить.
— Что вы читали?
— Какой-то роман из тюремной библиотеки. Дэвид Балдаччи.
Райделл скрещивает руки на груди.
— И в промежутке между восемью пятнадцатью и одиннадцатью часами вы ничем не занимались?
— Ну, может, в туалет сходил.
Он меряет меня недоверчивым взглядом.
— Поссать или посрать?
Я провожу ладонью по лицу.
— А вы могли бы объяснить, как это поможет узнать, кто убил Компактного?
Райделл тяжело выдыхает.
— Послушайте, Эндрю. Войдите в мое положение. Вы образованный человек, на тридцать лет старше жертвы. Вы не рецидивист. И при этом вы уверяете, что подружились с этим парнем. Что у вас нашлось нечто общее.
Я вспоминаю, как Компактный рассказывал о своем сыне.
— Да.
Продолжительная пауза.
— Эндрю, — наконец нарушает ее Райделл, — помогите мне помочь вам. Как мы можем доказать, что этого парня убил кто-то другой, а не вы?
В кабинет стучат, и Райделл, извинившись, выходит побеседовать со следователем. Как только за ним закрывается дверь, я опускаю взгляд на свою рубашку. Кровь уже подсыхает. А сыну Компактного кто-нибудь позвонил? Они, наверное, даже не знают, как его найти.