Сегодня она повезет нас в музей Херда, где состоится большой фестиваль. Машина под завязку набита старыми настольными играми, сломанными часами, ручками с пустыми ампулами и вазами с фишками и жетонами. «Вам все равно заняться нечем, — сказала она нам, — а мне понадобится помощь».
Через час мы с Софи стоим на лужайке у музея в окружении барахла Рутэнн, пока она бродит среди потенциальных покупателей, периодически распахивая свой обвешанный куклами плащ. Все, прихлебывая воду из бутылок и уминая гренки по четыре доллара за штуку, расселись на складных стульях или на подстилках. В круглом тенте у павильона несколько мужчин склонились над гигантским барабаном; их голоса сплетаются воедино и улетают в небо.
Здесь немало белых зевак, но в основном публика состоит из индейцев. Одеты они как придется: от национальных костюмов до джинсов и звездно-полосатых футболок. У некоторых мужчин волосы заплетены в косички и хвосты. Все улыбаются. Я замечаю девочек, у которых волосы заплетены точно так же, как у Софи.
В центр круга выходит танцор.
— Дамы и господа, — объявляет конферансье, — поприветствуйте Дерека Дира из Сиполови, что на земле хопи!
Мальчишке на вид не больше шестнадцати. Колокольчики на его костюме позвякивают при ходьбе, плечи и руки пересекает радужная бахрома, а лоб закольцован в кожаную повязку с радужным диском посредине. Из-под набедренной повязки выглядывают облегающие шорты.
Он раскладывает на земле пять обручей, каждый примерно в два фута диаметром. Барабаны начинают бить, и мальчишка приходит в движение. Два шажка правой ногой, потом — левой, затем — не успеваю я и глазом моргнуть — он уже подбрасывает первый обруч ногой и ловит его руками.
То же самое он проделывает с оставшимися четырьмя, после чего обручи превращаются в части его тела. Он проходит сквозь два и выстраивает другие три по вертикали, хлопает верхними, как будто исполинской челюстью. Не останавливаясь, он, пританцовывая, выходит из обручей и расправляет все пять за спиной, как орел крылья. Вот он оборачивается необъезженным жеребцом, вот — змеей, а вот — бабочкой. Потом свивает податливые обручи, будто Атлант, громоздящий все больше тяжести на свои плечи, и выкатывает эту трехмерную сферу в центр арены. Под рокот барабанов он танцует последний круг — и припадает на одно колено.
Я никогда в жизни не видела ничего подобного.
— Рутэнн… — Она как раз подходит ко мне, хлопая в ладоши. — Это было потрясающе. Это…
— Пойдем к нему.
Она проталкивается сквозь толпу, пока мы не оказываемся у павильона барабанщиков. Вспотевший мальчуган ест питательный батончик. Приглядевшись, я понимаю, что радуга на его костюме — это пришитые вручную ленты. Рутэнн беспардонно хватает мальчика за рукав.
— Только взгляни, на ниточке все держится! — журит его она. — Твоей маме не мешало бы научиться шить.
Мальчишка расплывается в улыбке.
— Может, тетя сможет починить… Хотя она слишком занята своим бизнесом, чтобы обращать внимание на таких, как я. — Он обнимает Рутэнн. — Или, может, ты захватила нитку и иголку с собой?
Почему она не сказала, что этот гениальный танцор — ее племянник? Рутэнн отступает назад, чтобы оценить его во всей красе.
— Вылитый отец! — заключает она, и улыбка снова разрезает его лицо пополам. — Дерек, это Софи и Делия, ikwaatsi.
Я пожимаю ему руку.
— Ты бесподобно танцевал!
Софи пытается поддеть обруч ногой. Тот подлетает на пару дюймов, а Дерек смеется.
— О, уже появились поклонницы!
— И не самые, доложу тебе, плохие, — говорит Рутэнн.
— Как поживаешь, тетя? Мама сказала…. Она говорила, что ты ходила в поликлинику для индейцев.
По лицу Рутэнн пробегает тень, я с трудом успеваю ее заметить.
— Хватит обо мне. Лучше скажи, ставить на твою победу?
— Я даже не уверен, что в этом году буду участвовать, — отвечает Дерек. — Не было времени на тренировки. Столько всего случилось, сама понимаешь…
Рутэнн легонько толкает его в плечо и указывает куда-то в небо. На безупречно голубом фоне видна кургузая тучка.
— Думаю, это твой папа пришел убедиться, что ты не подкачаешь.
Дерек пристально смотрит в небо.
— Может быть.
Пока он объясняет Софи, как подбрасывать обруч одной ногой, Рутэнн рассказывает, что ее шурин, отец Дерека, погиб в Ираке одним из первых. Согласно традиции хопи, его тело должны были прислать обратно в Америку на четвертый день. Однако вертолет с останками сбили, поэтому груз доставили только через шесть дней после его смерти. Родственники старались как могли: вымыли ему волосы экстрактом юкки, набили полный рот еды, чтобы он не голодал, сложили все его личное имущество в могилу, — но все же с двухдневным опозданием. Они очень переживали, сможет ли он благополучно проделать положенный путь.
— Мы все ждали и ждали, — рассказывает Рутэнн, — и наконец, перед самым наступлением темноты, пошел дождь. Не везде — только над домом моей сестры, над ее полями и перед тем зданием, где завербовался мой шурин. Так мы поняли, что он все же добрался до следующего мира.
Я гляжу на тучу, в которой она узнала своего шурина.
— А что случается с теми, которые не добрались?
— Они блуждают по нашему миру, — отвечает Рутэнн.
Я подставляю ладонь и пытаюсь убедить себя, что ловлю дождевую каплю.
— Рутэнн, — спрашиваю я на обратном пути, — а почему ты живешь в Месе?
— Потому что Феникс — это тихое болото, а я люблю драйв!
— Нет, серьезно! — Я смотрю в зеркальце заднего вида, чтобы убедиться, что Софи не проснулась. — Я и не знала, что у тебя поблизости живут родственники.